Конечно, говорить обо всех культурных итогах года не получится, — это разговор не на одну публикацию. Однако важнейшие феномены уходящего года все же стоит рассмотреть. Многие из них, как минимум, довольно интересные.
МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ:
Тернистый путь «Кадета»: от «Оскара» до Роскомнадзора
Голливуд отменил Казахстан. Гринч, укравший «Оскар»
Пиар на грани фола. Что произошло с сериалом Offside?
Маски сняты
Стоит отметить, что провожаем мы культурный год с ноткой грусти — на днях Казахстан простился с любимым артистом Асанали Ашимовым. Народный артист СССР, Герой труда Казахстана был настоящим образцом служения искусству и образцом высочайшего мастерства в театральном и киноискусстве. Увы, стоит констатировать, что людей его масштаба, опыта и авторитета в казахстанском искусстве почти не осталось.
Весьма интересные новости с культурного фронта также пришли в последние недели уходящего года. Речь идет, конечно, же о запрете пения под фонограмму «плюс» (то есть фактически — открывание рта под запись) для эстрадных исполнителей. Президент Токаев подписал указ, согласно которому в Казахстане устанавливается запрет на использование фонограмм во время проведения концертных мероприятий с более 200 зрителями. Исключения предусмотрены только для телевизионных записей, а также для мест, технически неприспособленных и изначально не предназначенных для проведения концертов. С самым громким одобрением указа выступил певец Ерлан Кокеев.
«Фонограмму запретили. Поздравляю. Маски сняты. Теперь все просто. Либо ты поешь — либо ты больше не артист, а человек с микрофоном для декораций. Я на сцене с 1985 года. 40 лет. Без фанеры. Без подстраховки. Без «ой, сегодня не в форме». Потому что сцена — это экзамен, а не фотосессия. Фонограмма — это страх, пустота, обман и попытка выдать картинку за талант. Теперь этот цирк официально закрыт.
Зритель не обязан платить за иллюзию. Он имеет право слышать живой голос, а не запись с флешки.
Этот закон — не про запрет. Этот закон — про проверку на профпригодность. И вот теперь станет ясно: кто музыкант, а кто просто привык делать вид. Сцена очищается», — написал Кокеев.
Как на практике будет это работать, пока неизвестно. Не секрет, что большинство кассовых концертов топовых артистов проходит в настоящее время большей частью вживую, однако кое-где, нет-нет, да и встречается подобного рода халтурка. В YouTube есть даже подборки того, как артисты постсоветского пространства периодически лажают с «фанерой».
Отмена cancel culture
Если говорить о скандалах, то в уходящем году их было тоже немало. Как и в прошлые годы и простые пользователи соцсетей, и разного рода сомнительные «активисты» продолжают пересаживать на нашу почву «культуру отмены». Самый яркий пример случился в конце осени, когда блогер и общественная активистка Аида Джексенова попыталась инициировать бойкот концерта российского рэпера Тимати в Алматы. Повод был все тот же — публичная позиция артиста по поводу российско-украинского конфликта и его высказывания, не вписывающиеся в ожидания части казахстанской аудитории. Джексенова призвала подписчиков не посещать концерт, а также обратилась к организаторам с требованиями его отменить.
Дальше все пошло по уже знакомому сценарию: эмоциональные посты, резкие формулировки, волна репостов, взаимные обвинения в «предательстве», «равнодушии» и «нормализации зла». История дошла до того, что блогершу пригласили для беседы в правоохранительные органы — формально из-за призывов к бойкоту и возможных нарушений законодательства. Уже сам этот факт стал для многих маркером: общественный запал, еще недавно казавшийся всесильным, все чаще упирается в довольно прозаичные рамки.
Но главное произошло не в кабинетах и не в соцсетях. Главное произошло вечером на концерте. Зал оказался полным.
Никакого массового игнора, никакой «народной отмены» — напротив, стандартный аншлаг, публика, пришедшая за музыкой, шоу и привычным форматом большого коммерческого концерта. И этот момент оказался куда более показательным, чем любые сторис и посты с сотнями комментариев.
Похоже, что за последние год-два острота российско-украинской повестки в массовом сознании заметно притупилась. Не потому, что конфликт исчез — он никуда не делся, — а потому, что общество устало жить в режиме постоянной моральной мобилизации. То, что в 2022–2023 годах действительно работало как механизм давления и влияния, сегодня все чаще превращается в фоновый шум.
Три года назад истерики в соцсетях действительно имели вес. Тогда активно «отменяли» артистов, открыто поддержавших войну: Григория Лепса, Полину Гагарину, Ирину Дубцову и других. Концерты срывались, организаторы отступали, бренды спешно дистанцировались. Тогда казалось, что общественное мнение — пусть разрозненное и эмоциональное — способно напрямую влиять на культурную повестку.
Сегодня этот механизм явно дает сбой.
История с Тимати и попыткой его бойкота показывает: онлайн-возмущение больше не гарантирует офлайн-результат. Алгоритмы усиливают громкость, но не обязательно расширяют влияние. Люди все чаще выбирают простую и, возможно, самую честную формулу: «не нравится — не ходи». Без призывов, без кампаний, без ощущения, что каждый обязан участвовать в чужом моральном выборе. Судя по заполненному залу, «отменятели» в этот раз явно переоценили степень собственной влиятельности. Соцсети по-прежнему создают иллюзию массовости, но она все чаще разбивается о реальность посещаемости и полных залов.
Актер в черном списке
История с отменой актера Шарипа Серика принципиально иная — и по природе скандала, и по силе последствий. Если в случае с политическими высказываниями или попытками бойкота концертов речь чаще идет о столкновении позиций и усталости общества от идеологических конфликтов, то здесь вопрос лежит в куда более чувствительной и болезненной плоскости. Тема домашнего насилия — намного более животрепещущая, чем баталии диванных воинов о заграничных конфликтах.
Видеосвидетельства, как актер рукоприкладствует в отношении своей девушки, вывели ситуацию за рамки привычных интернет-скандалов. И реакция людей в этом вопросе оказалась почти единодушной. Речь уже не шла о «праве на мнение», о контексте или о свободе слова. В данном случае это был уже вопрос о границе допустимого.
Последствия не заставили себя ждать. Шарип Серик был фактически вычеркнут из профессионального поля. Его участие в фильме «Патруль. Последний приказ» было пересобрано уже на стадии постпродакшена — сцены с актером вырезали, несмотря на очевидные финансовые и творческие потери. В сериале «Казахские страшные сказки» пошли еще дальше: лицо актера заблюрили, превратив его присутствие в странный прецедент — когда стереть человека из уже снятого материала полностью все же невозможно, но можно сделать его максимально незаметным.
Важно и то, что резонанс оказался гораздо более долгим, чем в большинстве подобных историй. По состоянию на конец 2025 года опала актера так и не закончилась. Ни осторожных попыток возвращения, ни публичной реабилитации, ни стремления индустрии «перевернуть страницу» не произошло. Напротив — молчание оказалось красноречивее любых заявлений.
Многомужество
Уже не первый раз в общественном пространстве вспыхивает дискуссию на тему «токалок». В уходящем году депутат мажилиса Абзал Куспан выступил с предложением официально закрепить такую практику в законодательстве. Он был не первым, кто предложил такое — депутат аргументировал это тем, что де-юре многоженство запрещено, но де-факто в обществе такие отношения существуют, и их следует регулировать, чтобы обеспечить правовую защиту женщин и детей в таких семьях.
На эту инициативу бурно отреагировала казахстанская продюсер и актриса Баян Алагузова. В своем Instagram-аккаунте она не только выразила удивление по поводу самой идеи узаконить многоженство, но и предложила свою парадоксальную альтернативу — узаконить двоемужество, поставив точку в полемике о том, следует ли вообще рассматривать подобные изменения в светском государстве.
Ее реакция вызвала широкий резонанс в сети: часть аудитории восприняла такую формулировку как ироничную критику попытки легализовать полигамию. К слову, Алагузова также не первая, кто предлагает такую контрмеру. Более 10 лет назад такой экзотический способ борьбы с предложениями узаконить «токалок» предложила экстравагантная мажилисвумен Бахыт Сыздыкова.
То, что тема «токалок» будет еще очень долго актуальной и будоражащей умы, подтвердила и буквально следом разогревшаяся история с актером и экс-кавээнщиком Дауреном Айдаркуловым. Тот, давая интервью в подкасте «Замандастар», открыто признался в двоеженстве и рассказал, собственно, как он докатился до жизни такой. Он, в частности, ссылался на религиозные аргументы и говорил, что «Всевышний позволил нам иметь несколько жен», а своей законной жене о наличии второй жены и ее беременности сообщил чуть ли не по телефону, тупо поставив перед фактом!
Разумеется, реакция казахстанцев в сети была резко отрицательной. Многие пользователи обрушились на подобные заявления, считая их устаревшими и несправедливыми по отношению к женщинам, а саркастические и критические отклики стали трендом в обсуждениях в соцсетях.
Пространство, где живет искусство
Впрочем, интересное происходило не только на светском поприще.
Одним из важнейших трендов 2025 года стало открытие Центра современной культуры «Целинный» в Алматы — нового арт-пространства, расположенного в обновленном историческом здании кинотеатра и задуманного как площадка для диалога, эксперимента и совместных творческих проектов. Этот центр, где проходят выставки, перформансы и образовательные программы, уже привлек тысячи посетителей и стал заметным магнитом для тех, кто работает с современным искусством.
Чуть ранее состоялось и официальное открытие Almaty Museum of Arts — частного художественного музея, созданного бизнесменом и меценатом Нурланом Смагуловым. Его коллекция насчитывает сотни произведений казахстанского и мирового искусства XX–XXI веков, от классиков национального авангарда до инсталляций и видео-арта мировых мастеров. Этот музей — важное пополнение культурной карты страны и серьезный шаг в сторону институционализации современного искусства в Казахстане.
Появление таких площадок — заметный сигнал: аудитория современного искусства в стране, возможно, и не самая массовая, но для многих она значима и востребована. И тем ценнее, что теперь есть места, где художники, режиссеры, кураторы и зрители могут встречаться, обсуждать идеи и демонстрировать творчество, которое выходит далеко за рамки коммерческих развлечений.
Честное кино
Одним из самых неожиданных процессов удивил отечественный кинематограф. Итогом 2025 года стало то, что казахстанского зрителя, похоже, начали утомлять бесконечные комедии. На смену легковесному юмору пришли фильмы другого плана — более мрачные, болезненные, рефлексирующие. И многие из них заняли лидирующие позиции в прокате.
Фильм «Ауру» стал, пожалуй, главным феноменом года. История о молодой паре, оказавшейся в тяжелой финансовой яме после свадьбы и кредита. Чтобы выбраться из долгов, муж с женой инсценируют у нее смертельную болезнь и запускают сбор пожертвований, что запускает цепь роковых событий, из которых невозможно выбраться. Картина исследует, как болезнь — в широком смысле слова — разрушает не только тело, но и социальные связи, семью, ощущение себя в мире. Критики отмечали, что зрителя зацепила предельная честность фильма и его отказ от морализаторства: «Ауру» не лечит и не учит — он фиксирует состояние, в котором многие узнают себя или своих близких.
Не менее заметным событием стала драма «Ыстык уя» — камерный психологический триллер о семье, доме и невысказанных травмах. Критики писали, что зритель устал от глянцевых историй успеха и все чаще тянется к фильмам, где показана узнаваемая, неидеальная реальность — с реальными болячками обществ. болью,
Символично, что в списке успешных картин-«миллиардеров» — третья часть культового «Рэкетира». Она продолжает историю главного героя Саяна, который после долгого срока за убийство врага выходит из тюрьмы, но его прошлое не оставляет его в покое. В новых реалиях криминалитет и бизнес переплетаются, старые счеты требуют расплаты, а сын убитого наследует дело отца и стремится к мести. Картина неожиданно перестала быть просто ностальгическим криминальным продолжением. Фильм вышел за рамки жанра и превратился в размышление о цене насилия и иллюзии контроля. Это история о героях, которые давно пережили свой «золотой век», но так и не смогли вырваться из логики девяностых — даже тогда, когда мир вокруг них изменился. Именно эта усталость от прошлого, по мнению кинокритиков, и сделала фильм ближе сегодняшнему зрителю, чем оторванная от реальности вторая часть франшизы.
Отдельного внимания заслуживает триллер-катастрофа «Кайтадан». Это прорывной проект для казахстанского кино — первый фильм в жанре катастрофы/фэнтези-драмы, где главный герой, молодой городской парень Рауан, оказывается в замкнутом временном цикле после того, как родители забирают его в село перед важными соревнованиями. Он переживает масштабную трагедию с прорывом плотины и гибелью жителей, а затем получает шанс изменить ход событий, что делает фильм философским размышлением об ошибках прошлого, ответственности и поиске смысла в непредсказуемой жизни.
Критики отмечали, что успех «Кайтадана» объясняется не спецэффектами, а точным попаданием в общее тревожное настроение последних лет — ощущение нестабильности, когда привычный порядок может рухнуть в любой момент.
Спектакль №37
Интересные события переживает и казахстанский театр. По-хорошему, о нем нужно сделать отдельный обзор. Хотя не менее часто, чем о громких премьерах, говорили о реконструкции зданий Казахского драмтеатра имени Ауэзова и ТЮЗа имени Сац.
Интересным процессом можно назвать рост антрепризного движения — проекты «Солнечная линия» и «Рок-н-ролл на закате» наконец зафиксировали то, что много лет назад казалось еще неосуществимым. Несложные в постановке, но интересные с точки зрения драматургии, постановки с медийными лицами в главных ролях (Айсулу Азимбаевой, Аскаром Ильясовым, Еркеном Губашевым, Еленой Набоковой) обретают коммерческий потенциал.
Есть и особый прецедент, который, возможно попытаются сделать не единичным. Он, к слову, также подтверждает бум драматических историй в отечественном кино.
Одним из самых заметных культурных феноменов года стал переход постановки №37 из театрального формата в полнометражный фильм, что не только расширило аудиторию истории, но и явилось знаковым прецедентом для казахстанского искусства.
Спектакль №37 получил широкое признание в театральной среде еще до экранизации: постановка, созданная независимым коллективом ŞAM (основанным актерами Еркебуланом Дайыровым и Асаном Мажитом совместно с режиссером Фархадом Молдагали), показывала глубокую психологическую драму о семье, пережившей крупный теракт и столкнувшейся с трагическими последствиями потери. События разворачиваются вокруг семьи, потерявшей родственника — архитектора Расула Жакыпова — при взрыве в метро. Считая его погибшим, близкие живут воспоминаниями и обрядами памяти, пока 15 лет спустя он внезапно не появляется живым и не объясняет, где был все это время. Эта встреча становится катализатором для столкновения эмоций, вопросов о прошлом, ответственности и семейных обязательствах, — той тематики, которую традиционный кинематограф обходит стороной.
Успех постановки на сцене стал толчком для создания киноверсии: режиссером дебютного фильма выступил актер Жандос Айбасов, который вместе с театральной труппой тщательно адаптировал драматическую структуру для экрана. При этом многие исполнители оригинального спектакля — включая Еркебулана Дайырова, Асана Мажита, Зарину Кармен и других — сохранили свои роли, что помогло перенести эмоциональную плотность и характерные взаимоотношения героев с театральной сцены на кинематографический формат.
В заключение можно сказать: культурная жизнь в Казахстане переживает особое оживление в эти непростые времена. Появление новых арт‑пространств и смелых проектов, смена прежде непоколебимых трендов показывает, что публика ищет содержательные истории, и даже светские скандалы нередко приобретают общественный и политический оттенок, отражая актуальные вопросы общества.
В общем, интересное время мы проживаем.
Фото из открытых источников
